«В России намечается всплеск отчаяния»

Опрос «Потребительский индекс Иванова» от «Сбербанка CIB» показал, что граждане России стали меньше относить себя к среднему классу. Если в 2014 году граждан, которые идентифицировали себя таким образом, было 60%, то в 2018 году их стало 47%. Вместе с этим количество россиян, которые считали, что их доходы ниже среднего уровня, увеличилось – с 35% в 2014 году до 48% в 2018 году.

Стоит отметить, что это, конечно, не статистические данные – это именно социальная самоидентификация, однако ее показатели и тенденции удручающие, не говоря уже о том, что они еще могут не в полной мере отвечать действительности. Ведь «средний класс» в 2014 году и тот же «средний класс» сейчас – это, вероятно, совершенно разные вещи. Об том, как меняется самоосознание граждан и к чему могут привести озвученные тенденции, в беседе с Накануне.RU рассказал социолог, публицист Борис Кагарлицкий.

– На ваш взгляд, насколько данные этого исследования объективны, отражают ли они в полной мере положение в стране?

– Они отражают самоощущение людей, и надо сказать, что как раз в действительности они завышают количество представителей среднего класса, потому что любой человек, скорее, оценит себя статусно выше, чем есть на самом деле. И это относится не только к России – в любом другом обществе «средними» себя называет больше людей, чем ими являются.

Поэтому когда, опять-таки, по самооценке люди начинают себя причислять уже не к среднему классу, а к более низким общественным слоям, то это свидетельствует о том, что они пережили достаточно серьезную социальную травму. И такие вещи люди делают не от хорошего ощущения. Поэтому, действительно, это довольно объективно отражает даже не столько эволюцию самого общества, сколько эволюцию представления людей о самих себе, которое меняется не в лучшую для них сторону.

– Меняется ли при этом само понятие «среднего класса»?

– В принципе само понятие среднего класса очень условно. Потому что с точки зрения, например, марксистской социологии, оно вообще не научно. Но я тем не менее его использую, потому что оно отражает не реальное положение людей в обществе, а их потребительский статус. И к сожалению, в современном обществе люди в большей мере себя идентифицируют не по объективному месту в общественном разделении труда и даже не по уровню дохода, что характерно для американской социологии, а именно по уровню потребления.

И в этом плане средний класс – это определенная норма, определенный стандарт потребления, который позволяет людям себя как-то идентифицировать с окружающими членами общества. Но это характерная черта именно этого потребительского общества, в котором мы живем. Поэтому с точки зрения социальной структуры нам понятие среднего класса почти ничего не дает, но в плане осознания того, как люди себя чувствуют, кем они себя считают и как они себя ведут – это достаточно важный термин.

И эволюция взглядов здесь совершенно понятна, потому что в зависимости от того, как меняется общество, как меняется потребление в этом обществе, меняется и представление о среднем классе. Они и в разных странах разные.

Но тенденция к исчезновению среднего класса или к тому, что люди перестают считать себя средним классом – она повсеместна, это наметилось уже в начале 2000-х годов на Западе, я даже написал тогда книгу «Восстание среднего класса», показывая, что вся концепция среднего класса в массовом сознании постепенно разрушается.

– То есть происходит разделение на богатых и бедных?

– Скорее, возникает большая масса людей, которые бы хотели быть средним классом, но не могут им быть просто в силу того, что объективные условия для этого отсутствуют. Что самое неприятное – это то, что есть масса людей, которые уже, как говорится, побывали в среднем классе. То есть это не те люди, которые бы хотели подняться по уровню потребления, но не имеют такой возможности – это не самое тяжелое. Самое тяжелое – это то, что мы видим, кстати, на примере того же восстания «желтых жилетов» во Франции – когда основная масса среднего класса понимает, что не может удержаться на прежнем уровне потребления.

Понятно, что уровень потребления меняется, структура меняется. Но есть определенный потребительский стандарт, который ассоциируется с понятием среднего класса. Более того, современный тип буржуазного общества построен таким способом, что поведение людей ориентировано на воспроизводство определенного типа потребления. То есть не только на воспроизводство рабочей силы в классическом понимании, как это у Маркса написано, но на воспроизведение определенного типа именно потребительской культуры.

И тут выясняется, что общество требует именно этого стандарта потребительского поведения, с другой стороны – не дает возможности его поддерживать. Возникает травма, которую мы потом видим в том числе в восстании «желтых жилетов». И я думаю, что мы сейчас наблюдаем в России очень похожие тенденции.

– А то, как люди оценивают падение доходов ниже среднего уровня – это ведь взаимосвязанные вещи?

– Тут есть одна очень важная хитрость. Если у вас резко падают доходы – это не значит, что вы немедленно начинаете жить хуже, ведь может быть что-то накоплено. Например, вы уже все важное, долгосрочное купили – бытовую технику, шубу, хорошую обувь, гаджеты – и пока все это работает, даже если доходы резко упали – это не значит, что вы немедленно хуже станете жить. От чего-то вы должны отказаться, но в целом ваш образ жизни радикально но меняется. Но если у вас в течение трех-четырех лет уровень дохода и уровень вашей покупательной способности не восстановится, то тут-то вы и почувствуете, насколько вы стали хуже жить. Потому что вы обнаружите, что стали ломаться гаджеты, снашиваться туфли, моль съела шубу, нужно менять или чинить машину.

И этот отложенный шок наступает через 4-5 лет. Как раз сейчас, по всей видимости, наступает тот отложенный шок, который имел место в 2014 году, но который был отложен из-за таких долгосрочных тенденций.

– Соответственно, эти показатели самоидентификации будут ухудшаться из-за отложенного шока?

– Они будут усиливаться, но, что еще хуже, дальше будет усиливаться осознание того реального положения дел, в котором мы находимся. То есть этот отложенный шок связан с тем, что люди не сразу осознают, насколько глубоко они «просели» в качестве потребителей или трудящихся. Они надеялись, что тяжелый период как-то преодолеют и снова будут жить по-старому. А через 4-5 лет оказывается, что никакого «по-старому» уже не будет.

Поэтому понятно, что люди начинают возмущаться, негодовать. И тут все это связано зачастую с исчерпанием пресловутого «крымского эффекта» и прочего.

– Еще вчера Дмитрий Медведев говорил, что нужно смотреть не только на доходы семьи, но и на расходы – что же происходит с самоощущением по статье расходов?

– В связи с обеднением населения расходы, как ни парадоксально, в определенной ситуации начинают расти. Просто потому что вы, например, долго откладывали какие-то покупки, но потом вы их все равно должны сделать. Скорее всего, покупку откладывали очень много людей. То есть в какой-то момент, как заметили многие, сначала резко падают расходы, а потом (при том, что доходы-то не растут) расходы начинают вдруг резко расти. А в чем дело? А все очень просто – та же схема отложенного шока.

И в этот момент какие-нибудь статистики или экономисты говорят – вот видите, ситуация исправляется, потому что люди стали больше покупать. На самом деле это такой всплеск отчаяния.

Информационная служба Накануне.RU